22 июня 1993г.
вторник
9-30
Далеко позади остались холод и тьма. Я скользнул вдоль ирреальной, расцвеченной сполохами света и вспышками молний плоскости, вывалился в никуда, пролетел а-а-а-ааа! – беззвучным черным коридором... что такое?... крик застрял в горле, глаза распахнулись, впечатали в мозг чудо дивное – сверкающие золотом и бриллиантами ворота. Ноль целых две десятых секунды я рассматривал ювелирное великолепие, и оп!... избавился от сосущего тело ощущения свободного падения, рухнул в поток мягкого света, оказавшегося – быть не может! – материальным. Свет затормозил падение в никуда, обволок и вынес к берегу, покрытому тропическими зарослями, озвученному морским прибоем.
Африка?
Я распахнул глаза и увидел потолок над тонким солнечным лучом, проникшим в комнату номер сорок четыре первого корпуса общежития МИФИ сквозь шторы. Ту самую общажную комнату, до мелочей знакомую, в которой жил четыре года. Тьфу! Я оказался в собственной кровати. Кошмар закончился.
Первым чувством было облегчение. За шторами светило солнце. Плазма на расстоянии ста пятидесяти гигаметров сулила прежние будни, безденежные и веселые. Впрочем, с весельем вопросы. Я пожалел, что ночная сказка кончилась и не приключится счастие, принесенное на блюдечке. Жалость сменилась сомнением.
«А если и пески, и девчонка, и господин существовали наяву? – я озадачился и замер: – Может, кантовался пару месяцев на другой стороне жизни? Что теперь? Все переменится в лучшую сторону? Я перестану быть убогим Ромкой, истово завидующим всем и всему? Обрету товарный вид, покину общагу и… Нет! Нет!!! Все должно оставаться на своих местах. Черт!!! А может... может... получится зажить по-новому? Как же хочется, чтоб это был не сон!»
Я со всей мочи шлепнул ладонью по стене. Боли не почувствовал.
Меня терзало другое чувство. Я страстно, самозабвенно не желал возврата к прежнему. Внутри бурлило, клокотало, парило и – мало того! – стучало по голове молотом: «Теперь будет не как раньше, а вот так! Жди! Так! Так! Так!»
Я глянул на солнечный луч. Бодрый посланник утра, пушистый от носившейся в воздухе пыли, поднял настроение.
Солнце светит с неба. Непогоде – нет. Невезуха – прочь! Все будет хорошо! Иначе быть не может...
Бормоча бессмысленное, я поворочался с бока на бок и успокоился. Солнечный луч, наоборот, спикировал с крашеной стены и ослепил, порезал бритвой яркого света. Я зажмурился, уткнул лицо в подушку… услышал хриплое:
– Ромка, харэ массу давить. Подъем!
Кто здесь?!
Приподнял голову, поразился. Незнакомый парень стоял посреди комнаты и зеркальцем гонял солнечных зайчиков.
– Ты кто? – спросил я.
– Не узнал? Бывает, – дружелюбно подмигнул он.
– Не знаю тебя.
В первый раз видел!
– Ну и тупой же ты, Песков, – парнишка порылся во внутреннем кармане пиджака и достал сложенный листок бумаги. Аккуратно развернув, показал бурый отпечаток моей ладони: – Узнаешь, начальник?
Конечно, узнаю. Эту бумажку вложили в руку перед тем, как я покинул холодный мир.
«Так, так, так. Похоже, в самом деле продал душу. Каким образом листок попал к парнише? Что будет со мной? Окочурюсь?» – я начал тревожиться.
– Спокуха! Не сцать, не бздеть и не стрематься! Жить будешь хорошо, но недолго, – успокоил меня незнакомец. – Получишь все и с горочкой! Давай поздоровкаемся. Хай! Май нейм из Джордж Кофин. По-русски будет Георгий Чайкин. Можешь звать просто Жориком.
– Чего тебе надо?
– Мне в этой жизни, Рома, уже ничего не надо. Я послан сюда, чтоб ты кой-чего получил перед тем, как сыграть в ящик. Ну-с, чего изволишь? Я договор не осилил. Слишком много букв...
– Ничего я не хочу.
– Ну, так уж и ничего, – Георгий-Жорик скабрезно всхрюкнул. – Какой пароль? Босс сказал, что ничего особого. Как это? М-мм… А! Вспомнил! В моей жизни было все! Хе-хех. Простенько, бедноватенько, без выдумки. «Жизнь – говно!» покруче будет. Согласись. Ну, ладно, ладно, не морщи репу. Лавандос получишь по любасу, а куда девать – сам придумаешь. За деньги можно купить все. Кончай давить на массу... Зарядку делать будешь? Нет? Тем лучше. Через четверть часа стартуем. Шевелись! Неча строить рожицы...
«Куда стартовать? Зачем? Что за куча денег? И с какого перепуга я должен шевелиться? Вообще, кстати, кто он такой?! Хм. И где он слышал последние Валеркины слова? На Маяковке?» – стая вопросов, больших и маленьких, бросилась на меня. Голова гудела и не соображала.
Я, кряхтя, поднялся с койки, почесал пузо. Ай! Ешкин кот! Укол пронзительной боли заставил одернуть руку от могучего шрама, ненароком царапнутого. Я вздохнул: «Не сон, не бред! Во, дела!»
Что делать?
Не сочинив объяснительно-вразумительный ответ, я покружил в поиске утренних одежд, а именно футболки «Рок в борьбе за мир». треников и носков. Между делом рассмотрел Жорика. На вид тот казался чуток, лет на пять, старше меня. Впрочем, судить тяжело.
Возможно, возраст скрывала рыжая щетина, покрывавшая половину лица. Не понять. С чем разобраться легко, так это с телосложением – ростом повыше меня, что-то около ста восьмидесяти сантиметров, но при этом необычайно плотный и крепкий. Весил за центнер. Не стриженые серые волосы с медным отливом топорщились в разные стороны. Внешность Жорика казалась самой что ни на есть заурядной, ничем не запоминающейся. Зато одежда врезалась в память на раз – несоразмерная и несуразная, будто цельнотянутая с помойки и тут же напяленная на колхозника, приехавшего откуда-то из-под Тутаева.
Интересно.
Жорик время не терял. Обнюхал учебники на книжных полках, ознакомился с содержимым тумбочек, поворочал кассетник на подоконнике, сунул голову в шкаф, пошуршал висевшей одеждой, чихнул, переместился к посудному ящику, погромыхал утварью. Потряс мои джинсы, выудил гранату и переместил в тумбочку, не удивившись.
Отшебуршавшись в имуществе, вернулся на середину комнаты и выразительно глянул на часы:
– Бивни ополоснуть не собираешься?
– Собираюсь.
– Четыре минуты на мытье. Отсчет пошел.
«А чего это ты раскомандовался, бомжара мшелый?» – захотелось проявить недовольство, уяснить в чем дело и по какому праву отдаются распоряжения.
Поразмыслив, набежавшую конфронтационную слюну сглотнул.
Решил с вопросами не выступать, недовольство не проявлять, мордобоем не заниматься. Мало ли что. Цепанул умывальные принадлежности и пошлепал к умывальной комнате в конце коридора.
Как только намытый, благоухающий вернулся, Жора переодел меня в джинсы с джинсовой курткой, рубашка потерялась, и устремился прочь: «Опаздываем!»
Влекомый реактивным Жориком, в мгновение ока десантировался на первый этаж, просвистел пулей мимо вахтерши, вылетел под развесистые липы и аллюром три креста помчался к троллейбусной остановке. По дороге пытался вспомнить подробности происшедшей накануне чертовщины, но тщетно. Соображалка гудела, скрипела и выдавала наружу девиз «Спокуха! Не сцать, не бздеть и не стрематься!»
Пустота в мозгах и тяжесть в теле! Ай, черт!!!
Навалилось крайне неприятное болезненное состояние. Мышцы тела загудели, заныли, заломили. Позвоночник скрипнул и заплакал. Потяжелевшие веки засвербили, а глаза принялась давить и мять тупая боль, будто читал всю ночь при свечах «Преступление и наказание».
Как только добрались до безлюдной остановки, я рухнул на скамейку, зажмурился... и боль пропала. «Наконец-то» – выдохнул я. Не открывая глаз, покрутил головой. Пошевелил руками и ногами. Поерзал. Приспособил копчик под деформации поджопной поверхности. Все устроилось в полном порядке. От тугой болезненности не осталось и следа.
Я расслабил мышцы. Сознание погрузилось в поток приятных ощущений. Струя белого света подхватила меня и вынесла на поверхность чужой реальности, где моя персона играла главную роль. Там жизнь искрилась по-иному, и я был другим. Прикинутый, как самый главный нувориш, самоуверенный и умиротворенный, я катил по Варшавскому шоссе в огромном импортном автомобиле, кажется, «БМВ». В кожаном салоне цвета «беж» бархатно мурлыкал «And you’re my love, my sweet, sweet love» задушевный Крис Ри.
«И счастлив я, ла-лай ла-ла,» – в такт подпевала моя беззаботная душа. Внутреннее состояние было состоянием счастливого человека, не обремененного мыслью о возможных гримасах бытия. Никогда прежде так себя не чувствовал. Жаль, что состояние неги продлилось недолго – секунд двадцать, не более. Пропало… Напрочь, без следа.
Я вернулся на скамейку автобусной остановки. Открыл глаза и глянул на Жорика, прислонившегося к стойке павильона. Незваный друг радовался жизни, подставляя лицо под солнечные лучи. Руки заложил за спину, левой ножкой карамболь отстукивал. С левой пяточки на носочек, с носочка на пяточку и, с перебоем правой ножкой, опять с левой пяточки на носочек…
Если не ошибаюсь, этот парниша командирован выполнять мои пожелания. Помнится, в детстве читал сказки о стариках Хоттабычах, молодцах из ларца и прочей нечисти, выполнявшей прихоти курносого пионера. Вот бы разобраться, кто такой мистер Джордж – бомж шаромыжный либо кудесник былинный? Надо проверить.
– Георгий, можете сделать, чтоб не на рогатом, а на «БМВ» поехали?
– Легко, – Жорик, не удивившись полувопросу-полупросьбе, выскочил на проезжую часть и вгляделся в выезжавшие со стороны Кантемировской автомобили. Секунд через пять уточнил: – Серия пять пойдет?
– Да.
– Замазано! Не семь полтос, но М-пять Альпина. Тож ништяк.