Шажок назад и с короткого, в три шага, разбега выломать дверь. Фанерно-реечная конструкция, как ожидалось, напора стокилограммовой массы не выдержала, слетела с петель и торжественным грохотом приветствовала вторжение милиции. Он и еще шесть бойцов – многорукая и многоствольная группа захвата – оказались в узком коридорчике, шаркнули быстрыми взглядами по стенам, восстановили в памяти план квартиры и с помноженным на семь глоток криком «Стоять, бля! Все на пол!!!» ворвались в комнаты.
Он очутился в самой маленькой – затхлой и темной. Застоявшийся угарный дух многодневного пьянства, перемешанный с запахами немытых тел, валявшихся здесь же, под ногами, ударил по голове, окатил волной брезгливости и отвращения. Морщась от недостатка кислорода, он прошел к выходу на балкон, который следовало заблокировать, и, автоматически выполнив самый главный пункт в разделе обязанностей на данный момент, то есть, встав спиной к дряхлой фрамуге, внимательно рассмотрел валявшихся на полу граждан – кандидатов на задержание. Их было шесть.
Их было шесть – две девицы и четыре самца в возрасте около двадцати, судя по отсутствию мануфактуры на причинных местах, совокуплявшихся грязно, пьяно, беспробудно всю ночь, вплоть до его появления здесь, на двенадцати квадратах похоти и разврата, разбавленных тремя литрами «Столичной» и еще какой-то гадости. С занимаемого места этикетки на посуде у двери просматривались плохо. Он скользнул взглядом по стенам, разрисованным какой-то дребеденью, хмыкнул: «Вертеп» и переключил внимание на белые пятна попок – девицы лежали на животах и, кажется, потихоньку просыпались. Неправильные, дрожащие шевеления конечностей, занятых поисками одежды, точнее, нижнего белья, валявшегося рядом, но не видного, определенно указывали на пробивавшееся сквозь похмелье легкое подобие стыда. Девушек красит гордость. Оплодотворители лежали бездвижно. Украсить их не могло ничто.
Он сплюнул сквозь зубы под ноги, провел ладонью по короткому стволу автомата и прислушался к суматошным звукам, долетавшим из соседних комнат. Судя по всему, ему досталась самая спокойная комната: с убитой послеоргазменной апатией пьянью, неспособной даже на подъем головы и констатацию факта вторжения милиции в частные владения. Хоть здесь повезло. А вот рядом вели себя неспокойно. Через распахнутую дверь слышалось, как кто-то сопротивлялся : «Козлы, бля! А, бля! Больно!!!»
Он улыбнулся.
Это вам не мелочь по карманам тырить и не ларечников обирать. Это ОМОН.
Он смахнул улыбку с лица. С лестничной клетки донесся непонятный топот ног: кто бежит? откуда? куда? Странно. А в соседних комнатах не прекращались звуки борьбы, что было странным вдвойне. По ориентировке в притоне находилось около десяти человек и сразу шесть из них пребывали здесь, под его оком. Неужели целое отделение бойцов до сих пор не может справиться с четырьмя полууголовными рылами? Шелупонь же брали, не бригаду килеров…
Очень странно.
В дверном проеме мелькнуло пятно.
– Держи! ¬– раздался из соседней комнаты крик. Кричал Леха, мастер задержаний. Сегодня, видимо, сорвалось. Упустил.
Он мгновенно оценил ситуацию. Следовать за беглецом и оставлять без присмотра шестерых просыпающихся не следовало. Тем более у дверей стоял стажер Егоров, слезно просившийся в группу захвата, но оставленный на подстраховке. «Ну вот, посмотрим, какой из него подстраховщик,» – подумал он. В ту же секунду грохнули три одиночных выстрела. Стреляли на лестничной клетке, там, где располагался Егоров и куда стремился убегавший. Это внештатная ситуация. Это преб!
Он рванул к двери, чтобы выскочить из квартиры и оценить ситуацию. Почему три выстрела? Почему?
Ответ был прост. Первыми двумя выстрелами Егоров был ранен и отброшен к стене, где, поводя перепуганными глазищами, рассматривал пару сочащихся кровью дырок на бронежилете. Третьим выстрелом проделали выбоину в стене напротив. Стрелять Егорова не научили. Это не в тире по мишеням лупить, здесь выживают быстрые и меткие.
– Леха, держи мою комнату, – крикнул он себе за спину и устремился вниз по лестнице, вдогонку за грохотом преступных ног двумя этажами ниже. «Нужно догонять, догонять, догонять,» – заколотилась кровь в висках, оставляя на нёбе соленоватый привкус, привкус погони.
Погоня должна закончиться у дверей подъезда, там, где дежурила патрульная группа, приданная в подкрепление. Ребята, услышав выстрелы, растеряться не должны. Лишь бы успели стволы обнажить. Должны успеть. Должны.
Он махом преодолел четыре лестничных марша и… оп! До него донесся грохот выламываемой двери. Преследуемый оказался тертым калачом и знал, знал, что у подъезда стоят бравые ребята с пушками наперевес. Поэтому, чтобы не сближаться с ними, чтобы не видеть их совсем, преступник выломал дверь на втором этаже, распихал ошалевших хозяев обездверенной квартиры и устремился на балкон, который выходил на другую сторону дома, противоположную. Толковый бандит!
Он улыбнулся и побежал за ним, мимо вконец обезумевших хозяев квартиры. А то… Металлическую дверь надо было ставить! Он выскочил на балкон и – так и есть! – увидел метрах в тридцати удалявшуюся спину. Бандит, петляя между деревьев, бежал к недалекой железнодорожной ветке. Метров триста до нее точно. Догнать можно. Дыхалка еще та, амуниция пока не тянет, тем более он, резонно считающий себя грамотным мужиком, давным-давно вытащил из спинки бронежилета все пластины и облегчил его таким образом ровно в два раза. Зачем спину защищать? Бандитам он ее никогда не подставит. Он глянул вниз, оценил высоту – три-четыре метра, и, даже не успев почувствовать холодок внизу живота, сделал шаг в пустоту, чтобы приземлиться на полусогнутые в коленях ноги, вспомнить на миг службу в ВДВ и…
И ничего дальше. Хлесткая автоматная очередь швырнула его плашмя на землю. В ту же секунду стрелявший выдохнул: «В своего засадил, бля!»
В своего.
Услышал бравый сержант, стоявший у подъезда, топот ног, грохот выломанной совсем рядом двери, быстро поднялся этажом выше, ворвался в квартиру без дверей, увидел стремительный промельк чьей-то огромной спины в балконном проеме и мгновенно нажал на курок. Только потом, только после удара пороховой гари в нос сообразил сержант, что чужая спина была в синем милицейском бронежилете, и ворох беспорядочных мыслей закружил его голову: «Может пронесло? Может парнишка живой остался? Может спас бронежилет? Должен спасти! Должен!»
Ничего подобного.
Он, подстреленный на лету своим, лежал, раскинув руки, на пожухлой траве, зеленые глаза смотрели на тусклый пятак хмурого солнца, а побелевшие губы шептали:
– …а вы что-то говорите о концепции постмодернизма в контексте современной литературы. Вот так вот, бля…